Было время, когда я видела в Атласе чудо – врата к безграничным возможностям. Как я была наивна.
Это не земля обетованная. Это ни одна из тех вещей, на которую я, или мой отец, когда-то надеялись.
Атлас стал приманкой для честолюбцев. Инструмент для тех, кто подчиняет реальность своей воле – и ловушка для тех, кто не догадывается о цене. К тому времени как они поймут, что это на самом деле такое, – если поймут – он уже пустит корни.
Он не поглощает тебя всего сразу. Он изматывает тебя. Мысль за мыслью. Слой за слоем. Пока ты не станешь чем-то совершенно иным.
Хотела бы я сказать, что знаю, как остановить это. Но я найду способ. Я должна.
— Странствие |
У нас с Сирусом были обычные товарищеские взаимоотношения, поначалу... трудно было не впечатлиться им. Он был лучшим из Убийц Древнего – умнейшим из всех, кого я встречала.
Вместе мы всецело отдали себя борьбе с растущей угрозой внутри Атласа.
Но, как и со всеми устремлениями, которым отдаёшь себя полностью, мы сделались слепы к опасностям вокруг. Слишком одержимы поставленной задачей, чтобы подумать о цене – для себя и друг для друга.
Постепенно Атлас завладел Сирусом. Он изменился не только внешне, стали другими его цели. Исказился во что-то... неузнаваемое. То, что существовало между нами, умерло вместе с ним прежним.
Возможно, это была моя вина. Я должна была заметить знаки, должна была подготовить его к тому, что нас ждало. Я должна была заметить многие вещи... теперь я предпочитаю не замечать. Предпочитаю не замечать тлен, обезображенность... упадок.
Случившееся с Сирусом не должно случиться вновь. Никто больше не будет потерян. Довольно боли. Вот почему мой труд в Атласе остаётся не только жизненно важным, но и необходимым.
— Забытое пламя |
Шансы потерпеть крах были... безмерными. И всё же это как-то сработало.
Я привела в движение нити во времени и пространстве, и вмешалась до того, как начнут развиваться события, которые поглотят его.
Его воспоминаний – его {убеждений}... достаточно. Он жив, не связанный с Атласом, не обременённый тем, что было раньше – или потом.
Это был единственный способ спасти его. И может быть, единственный способ спасти нас всех.
— Успех |
Шансы потерпеть крах были... безмерными. И всё же это как-то сработало.
Я привела в движение нити во времени и пространстве, и вмешалась до того, как начнут развиваться события, которые поглотят его.
Его воспоминаний – его {убеждений}... достаточно. Он жив, не связанный с Атласом, не обременённый тем, что было раньше – или потом.
Это был единственный способ спасти его. И может быть, единственный способ спасти нас всех.
— Ярость жрецов |
Я думала, что предприняла достаточно предосторожностей, чтобы не дать ему пойти по моим стопам. Тем я глупее, недооценивать такого как он.
Что он зашёл так далеко – что он забрался так глубоко в Атлас – возможно, это было неизбежно.
Отчасти я не могу не ощущать... гордость. Он преодолел каждое препятствие, что я поставила перед ним.
Но остаётся один барьер, который он не должен сломить.
Некоторые истины распутывают больше, чем дают понять. Каждая ниточка, за которую он дёргает в поисках ответов, приближает нас к катастрофе.
— Исход |
Вера может возвысить. И может стереть. Я видела это в людях... и тех, кто обрёл божественность.
Нет большей иронии во всём Рэкласте, чем имя Невинности – символ якобы чистоты, используемый для оправдания неописуемых зверств. Ещё будучи ребёнком я видела, что вера в его имя способна сделать. Что она {делала}. Такие воспоминания не стираются.
Вера, если она непререкаема, становится силой не менее опасной, чем боги. И Атлас... не исключение. Он не требует почитания. Но вознаграждает преданность, в извращённом смысле слова. Он превращает тех, кто служит ему, не в святых, но в фанатиков.
Мне не нужно далеко ходить за примером в лице Сируса... или моего отца...
— Разум бога |
Короткие мгновения... редкие, далёкие... меж ними горы и овраги... мало-помалу меняют нас, без предупреждения, незаметно даже для нас самих.
Как бы в итоге ни получилось, папа хотел как лучше. Хотел как лучше для всех нас. Хотел как лучше для меня. И я всегда буду ценить его за это.
Даже сейчас, когда Атлас пытается обмануть наши сердца, я люблю его. Он по-прежнему мой отец. Он по-прежнему... наш Валдо.
— Светлые минуты |
Сегодня в гости приходил человек. Папа называл его «дядя Эрамир», но я знаю, что у мамы не было братьев.
Я думаю, папа просто пытается успокоить меня, как будто остались не только мы одни. Но это так. Мы одни.
Я не буду грустить, потому что я знаю, что папа грустит. Я буду грустить потом, когда будем не только мы вдвоём, тогда, может быть, папе не будет так одиноко.
— Дядя |
Мой путь не был безупречным. Теперь я это вижу. То, кем я стал... чем я стал... теперь очевидно. Хотя я теперь вижу мои ошибки, она ко мне слепа.
— Ослеплённый |
Само наше существование, похоже, служит источником человеческой глупости. Владыка, Венарий... даже я. Я знаю, что стал менее добрым, менее внимательным к Зане из-за своего горя.
Однажды я даже разгневался на неё. Я боюсь, что тьма в каждом из нас неизбежно разрастается и оплетает наши умы, пока мир колотит в наши хлипкие стены невежества и гордыни.
Это место, этот край сновидений... если реальный мир полон пороков, может быть, я сумею построить лучший...
— Край сновидений |
Верховный жрец обращается со мной всё жёстче. Венарий подозревает о моей вовлечённости в тайные дела еретиков, но он рассуждает ошибочно. Никогда я не знал такой горькой ярости.
«Правда» о Невинности не значит для меня ничего, и жрецы могут рвать друг другу глотки сколько им заблагорассудится. Это было дело моей жены, не моё, и она заплатила за свою смелость жизнью. За это я никогда их не прощу.
— Сумерки |
